Начало здесь.
Судебная практика Русского централизованного государства знала два основных процесса: состязательный (гражданские дела) и уголовный. Значительную часть сохранившихся документов составляют дела первого родя: земельные, долговые, кабальные, в нанесении хозяйственного ущерба или «бесчестия» (оскорбления).
В приказные времена «кроме царских приказов, которые выше сего написаны (см. текст предыдущего поста), и кроме городов, и царских дворцовых сел и волостей, и патриарших, и митрополичьих, и архиепископских, и епископских приказов, нигде никаким людям судов и расправы ни в чем не бывает».
Срок суда назначался по согласию сторон и не мог переноситься, но прения сторон, прерываемые для подготовки новых доказательств, часто тянулись годами.
Составление письменных документов и поиск многочисленных справок в приказных архивах приносили немалый доход подьячим, которые не брезговали брать за свои труды «натурой».
Знаменитая «приказная волокита» по судебным делам была неиссякаемым источником обогащения и для высокопоставленных лиц, которые были в силах ускорить дело. Но полузаконных «даров» судьям было мало.
Несмотря на клятву «посулов не имати и делати в правду, по царскому указу и по Уложению», судьи, по словам современника, «от прельщения очей своих и мысли содержать не могут, и руки свои ко взятию скоро допущают, хотя не сами собою, однако по задней лестнице чрез жену, или дочерь, или чрез сына и брата, и человека и не ставят того себе во взятые посулы, будто про то и не ведают ».
Ни право на апелляцию, ни отвод судей, ни Челобитенный приказ, в который можно было пожаловаться на приказные безобразия, не могли присечь судного «злоимательства».
На картине С. В. Иванова изображена сцена уголовного суда, ведавшего преступлениями против церкви, государства и государя, порядка управления («воровство»: восстание, «скоп и заговор», смута, фальшивомонетничество и т. п.), должностными преступлениями, убийством, увечьем, разбоем, воровством («татьбой»), сводничеством и так далее.
Убийца взят с поличным: налицо окровавленный топор и кистень — это освобождало схвативших его людей от ответственности, даже если бы в схватке «тать» был убит, а он, как видно, активно сопротивлялся.
Каждый обязан был принять меры к задержанию преступника и охранялся законом, чтобы «всяким людям бесстрашно было воров, хватая, в губу приводить». «А ведать в городах разбойные, и убийственные, и татиные дела губным старостам и целовальникам, по наказам из Разбойного приказа», — гласило Уложение 1649 года вслед за губными грамотами XVI века.
Староста сидит за столом у окна. Его легко узнать по описанию: «А в губных старостах у таких дел в городах быть дворянам добрым и зажиточным, которые за старость или за раны от службы отставлены… и которые грамоте умеют».
При нем целовальник и дьячок — зажиточный дворянин — со свитком и пером: «Да с губными старостами в городах у разбойных и у татиных дел быть губным целовальникам и дьячкам».
Признание вины подсудимым было решающей доказательной силой преступления. Схваченного должны вздернуть на дыбу, и «потом сзади палач начнет бить по спине кнутом изредка… и как ударит — …на спине… будто большой ремень вырезан ножом, чуть не до костей…».
Автор аннотации: А.П. Богданов
Продолжение следует.
