Добрый день, друзья!
Последний из них Иван Старостин провёл на Шпицбергене 32 зимы. Долгое время с ним жила и его супруга. Умер Старостин в 1826 в Грихарбуре, там и похоронен. Его имя носит южный входной мыс в Айсфиорд.
В литературе можно встретить указание, что Старостины плавали на Грумант ещё до основания Соловецкого монастыря (1435)
Утверждал это внук Ивана Старостина, который в 1871 году подал прошение русскому правительству, имевшее целью получить «преимущественное право» промышлять на Шпицбергене.
В XVII веке русские промыслы на Шпицбергене расширяются. Способствовали этому обилие рыбы и зверя, освоенность морского пути, в какой-то мере налаженный быт.
Ледяная пустыня неохотно впускала пришельцев в свои владения. Поморских захоронений обнаружено немного. И совсем нет массовых.
То есть можно предположить, что русские люди за годы обживания Груманта сумели акклиматизироваться, из поколения в поколение был выработан тип крепких и выносливых грумантланов, чувствовавших себя на ледовых островах как дома.
Они могли уберечься от цинги, не в пример иностранцам, чьи общие могилы свидетельствуют или о кораблекрушениях, или об эпидемиях. О временных рамках можно сказать одно — селиться в этих краях люди начали с XV века.
Питались в основном олениной. Были дичь, рыба. Строились капитально: дом, как правило, разделен на две части: жилую и баню. Между ними теплые сени с продуктовыми запасами…
Остается загадкой, почему все обнаруженные здесь захоронения парные, И второй череп меньших размеров — детский или женский.
Может, со смертью мужа насильственно умертвляли супругу, или она добровольно ложилась в гроб с отошедшим в мир иной хозяином?
Ученых заинтересовали остатки дома, некогда смотревшего низкими, приплюснутыми окошками в сторону реки Стаббэльва. Внутри целый клад:
детали поморского судна, остатки шахматной доски; надписи ножом на деревянных предметах, возвращают нам имена, казалось бы, безвозвратно ушедшие: Галахи Кабачева, Ивана Петрова, Вапы Панова.
Палеографы, используя достижения науки и техники, с точностью установили: русская изба была срублена в 1556 году, за четыре десятилетия до того, как увидел Шпицберген Биллем Баренц.
В доме на берегу лагуны, примерно в полутора десятках километрах от Стаббэльвы, нашли текст, вырезанный на деревянном предмете: «Преставився мирининнъ от города» («Умер житель города»).
Этот пятистенок поморы сложили еще раньше, в 1552 году. В заливе Бельсунн прочитали надпись, выцарапанную на китовом позвонке, и имя «Ондрей».
Много удач ждало исследователей в бухте Руссекайла, где жил около сорока лет «патриарх» Шпицбергена Иван Старостин:
девятнадцать надписей найдено при раскопках, и третья часть из них датирована XVI веком, остальные более поздние.
О высокой культуре русских поморов говорят найденные шахматы и деревянные календари, покрытые филигранной резьбой кресты, вырезанный на трехгранной планке алфавит, кресала и украшения.
Большой интерес представляют орудия промысла: гарпуны и копья, рогатины и ножи, ловушки и сети, крючки и ружейные кремни
Много найдено предметов домашней утвари. Они были выполнены из дерева, глины, бересты, кожи, железа, а так же из бронзы, фаянса, камня.
И это говорит о хорошо налаженном быте поморов, рассчитанном на месяцы и годы пребывания.
И в заключение маленькая притча Бориса Шергина, которая лучше, точнее всяких общих слов расскажет о том, что чувствует — переживает человек, вступив в единоборство с морем.
«По слову Великого Новгорода шли промышленные лодьи во все концы Студеного моря-океана. Лодьи Гостева сына Ивана ушли дальше всех. Гостев оследил нехоженый берег…
Вечно ходит солнце с востока на запад. Гуси и гагары с теплом летят в север, с холодами — в юг. Так же обычаем сорок лет мерил Гостев Иван неизмерное море. Сочти этот путь и труд человеческий!
Уже честная седина пала в бороду Гостева, и тут прямой его ум исказила поперечная дума: «Берег я прибрал себе самый удаленный, путь туда грубый и долгий. Не сыскать ли промысел поближе, чтобы дорога была покороче…»
В таком смятении ума стоит Гостев у кормила лодейного: «Кому надобны неиссчетные версты моих путеплаваний? Кто сочтет морской путь и морской труд?»
…Перед глазами бескрайнее море, волны рядами-грядами. И видит Гостев: у середовой мачты стоит огнезрачная девица… Она что-то считает вслух и счет списывает в золотую книгу.
— Кто ты, о госпожа? — ужаснулся Гостев. — Что ты считаешь и что пишешь?
— Я премудрость божья, София Новгородская. Я считаю версты твоего морского хода. О, кормщик! Всякая верста твоих походов счислена, и все пути твоих лодей исчислены и списаны в книгу жизни…
— Ежели так, о, госпожа,- воскликнул. Гостив, — то и дальше дальних берегов пойду и пути ладей моих удвою!
Путь туда грубый и долгий… Кто сочтет морской путь и морской труд?.. И дальше дальних берегов пойду и пути лодей моих удвою!»
