Начало здесь.
Пильщик
До ночи с утренней зари
Под визг пилы — глухие звуки,
Как маховик стальной, в ходу
Мои мозолистые руки…
Чтоб легче было разрезать
На козлах бревна или плахи,
Я и в метели и в мороз
Без зипуна тружусь, в рубахе…
И пот ручьями льется, пот,
Мозжат страдающие кости…
А сталь насмешливо жужжит:
«Трудись, есть отдых на погосте».
Я сыт… да, сыт, когда тружусь
И хлеб водою запиваю.
Мне щепки — мягкая постель,
А нет труда — я голодаю…
Науки свет не для меня,
Простор полей и пташек пенье…
Наградой мне тяжелый труд
Да безысходное терпенье…
Приведем воспоминание о Шкулеве одного из ценителей и собирателей произведений поэтов из народа И. А. Назарова. Он пришел к Шкулеву, когда тот уже был профессиональным поэтом, и застал его за корректурой стихотворения «Ткач».
«…Долго мы сидели с ним в этот вечер за книгами и журналами. Между прочим, он рассказал о своей прошлой тяжелой жизни и о том, как будучи еще мальчиком, жил на фабрике и как попал правой рукой в машину. Рука вся была изуродована, помята. Писал он левой рукой.
— Неудобно вам писать-то? — спросил я его.
— Да как сказать, — сначала трудновато было привыкать, даже буквы не те выходили, но потом привык, освоился, — смотрите как быстро пишу, — улыбнувшись, сказал он, — другому канцеляристу не успеть за мной.
Действительно, Шкулев писал быстро, красиво и разборчиво».
Лечение в больнице истощило скудные денежные сбережения Шкулевых, а в выдаче пособия матери Филиппа было отказано. В надежде вновь устроить сына на фабрику, мать повела его в контору. Однако фабрикант с руганью прогнал их, да еще дал нагоняй конторщику за то, что тот пропустил их.
Все попытки найти работу не привели ни к чему. Около года прожил Филипп дома, снова помогая матери в поденной работе, и лишь на 13-м году жизни ему удалось устроиться в одну из московских овощных лавок, где он трудился вначале «мальчиком», а потом «молодцом» до 24-х лет.
«…Хозяин лавки был очень злой, — вспоминал позднее Шкулев. — Благодаря моему убожеству жалованья мне не платил, одевал очень плохо и каждый день грозил меня прогнать. Торговля в лавочке начиналась с 6 утра и продолжалась до 11 часов ночи. Урывками я стал читать газеты, журналы и книжки, которые покупались на обертку.
С 15 лет я стал пописывать стишки, но за это «баловство» хозяин награждал меня пощечинами, рвал мои произведения и выталкивал вон из лавочки. После полученной головомойки я надолго оставлял любимое занятие. Позднее мне удалось пристроиться писать в подвале, где я прятал написанное под ящиками и кадками…»
Как говорит сам поэт, пытаться писать стихи он начал с пятнадцати лет. Толчком к этому послужили те книги, которые ему удавалось прочесть тайком от хозяйского глаза. Особенно нравились ему стихотворения Кольцова, Сурикова, Никитина.
В них звучала народная боль, столь близкая и понятная его сердцу. Волновали и радовали стихотворения Пушкина.
В дополнениях к автобиографии, посланной А. И. Яцимирскому в 1901 году, Шкулев писал: «… Помню, во время открытия памятника Пушкину в Москве попалась мне в руки небольшая книжка стихов Пушкина с рисунками, и мне очень понравилось стихотворение:
Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады, и деревни,
И палаты, и дворцы…
Мне вздумалось самому попробовать писать стихи…» В ранних своих стихотворениях Шкулев пытается подражать любимым поэтам, воспевает природу, обращается к мотивам легенд и сказаний.
Узнав, что писатель-самоучка С.В. Лютов собирает материал для народного сборника, он с большой робостью посылает ему два стихотворения.
Легко себе представить радость будущего поэта, увидевшего их напечатанными в сборнике «Наша хата» (1891). Это была первая публикация стихов Филиппа Шкулева.
Продолжение следует.
